<= К переводам с английского
<= На основную страницу

Эдвард де Вэр, граф Оксфорд

  • "Я не таков, каким кажусь..."
  • "Как перед конницей врага, лишённый всех опор..."
  • "Как воск – от пламени свечи, роса – от света дня..."
  • Похвала душевному покою
  • "Красивые женщины! – если бы к ним..."
  • "– Когда родилась ты, Мечта?"
  • "Где эти чудеса, где дивные дела..."
  • "Стоял охотничий сезон, сиял прекрасный день..."



            *   *   *

    Я не таков, каким кажусь:
    Смеюсь – а на душе беда;
    С тяжёлым сердцем – веселюсь;
    Высокомерно горд – когда
    Душой надломлен и смирен.
    На разорённый Карфаген
    Вот так, должно быть, Ганнибал
    С улыбкой горестной взирал.

    А Цезарь истекал слезой
    В час высшей радости своей
    Над царственною головой,
    Которой не сносил Помпей.
    Те слёзы счастья все кругом
    Сочли за скорбь, не видя в нём
    Ни властолюбья, ни игры.
    Натуры скрытные хитры.

    Я в этой драме – Ганнибал;
    Вы – Цезари. Примите позы.
    Скрывает горе мой оскал,
    Скрывают радость ваши слёзы.
    Вы счастливы, мои тираны,
    От зрелища смертельной раны,
    Здесь, в сердце – вот, лежит, алея,
    На месте головы Помпея.

    Я ранен, я убит любовью.
    За что меня заставил рок
    Любить врага? Зачем невольно
    Я в этом сам ему помог?
    Я знаю многих, что взывают,
    Что стоном душу очищают,
    Но мне и это не дано.
    Мне путь один – во тьму, на дно.


            *   *   *

    Как перед конницей врага, лишённый всех опор,
    Я должен выстоять, стерпев насмешки и позор.
    А жизнь тягучая моя всё норовит – в нору,
    Но медлит смерть, чтоб затянуть ненужную игру.
    В разладе сердце, разум, дух; ни сил, ни воли нет:
    Моя запятнанная честь – первопричина бед.

    Поскольку смысл во мне померк и острый разум – сник,
    И не послушна мне гортань, и как чужой – язык,
    Я даже не могу взывать, как надлежало б мне,
    И должен помощи чужой искать на стороне:
    Хоть ад, хоть рай, хоть тьма, хоть свет – хоть кто-то даст ответ:
    Где имя доброе моё, мой верный щит от бед?!

    Молю я эльфов и богов, святых у Райских Врат,
    Молю привычных к стонам псов, что охраняют ад,
    Молю людей, молю зверьё, и скот, и птиц, и змей,
    И рыб морских под синью вод, и под землёй – червей:
    Оплачьте же её со мной, на весь на белый свет, –
    Мою похищенную честь, мой верный щит от бед.


            *   *   *

    Как воск – от пламени свечи, роса – от света дня,
    Я таю сам от тайных дум, что мучают меня:
    В тупик зловещий завела меня фортуна так,
    Что трачу я свою любовь на тех, кому я враг.

    Нет смысла дерево трясти всей силою руки –
    Поймает птичку тот, кто ждёт, расставивши силки;
    Освобождённый от забот, в прохладной тьме дупла,
    Лишь трутень пьёт сладчайший мёд, а вовсе не пчела;
    Садовник пот на землю льёт, когда растит цветы,
    Которые потом сорвёт любитель красоты:
    Вот так и я – свой виноград собрал, но всё равно
    Страдаю жаждой, а другой – он пьёт моё вино.

    Из горьких мыслей злую ткань сплести случилось мне,
    Они – как на дожде сорняк: прополешь – прёт вдвойне.
    Проклятья старого печать в самом себе несу,
    Как старый дуб, почти сухой, что вижу я в лесу,
    Когда смотрю в окно, один, в который раз опять
    Пытаясь – тщетно как всегда – пустую мысль унять.


         ПОХВАЛА ДУШЕВНОМУ ПОКОЮ

    Мой ум – как царство. В нём царю с таким восторгом для души,
    Что выше я не воспарю, хоть всё мне разом предложи –
    Богатство, славу, красоту.
    Покой душевный предпочту.

    Пускай я многого лишён, что вижу я в иных домах –
    Вполне за всё вознаграждён спокойной ясностью ума.
    Другим – и власть и сила, но
    Мне им завидовать – смешно.

    Я вижу, что беда разит тех, кто ликует, возносясь,
    И что вчерашний фаворит сегодня будет втоптан в грязь.
    Жить в страхе, не гасить свечу? –
    Нет, я такого не хочу.

    Довольно мне того, что есть – на том стою я до конца:
    Высокомерие – не честь, а просто глупость гордеца;
    Смиренье разума – несёт
    С собою царственный почёт.

    Те, у кого всего сполна, не успокоятся никак,
    Их жизнь по-нищенски бедна (безумцы! – мнят, что я бедняк).
    Они проклянчат жизнь свою –
    Я, не имея, раздаю.

    Чужой успех меня не злит, я не злорадствую, когда
    Другой в ловушку угодит. Моя позиция тверда:
    Ни льстец не страшен мне, ни враг;
    Мне жизнь – не в тягость, смерть – не в страх.

    Кто мудростью считает страсть, блаженством – похоть, силой – гнев,
    Искусностью – способность красть, хитрить и врать, не оробев,
    Тем не понять моей души:
    Её блаженство – быть в тиши.

    Не льщу и лести сам не рад; к чужой вражде не приобщён;
    Здоровой вольностью богат; открытым сердцем защищён, –
    Так я живу, так я умру.
    Найти бы всем свой путь к добру.


            *   *   *

    Красивые женщины! – если бы к ним
    Не липли порок да измена,
    Меня б не смущало ни то, что мы льстим,
    Стремясь их привлечь непременно,
    Ни то, что – коль вид их прельщающе мил –
    Для них не жалеем ни злата, ни сил.

    Но эти прекрасные пташки, всегда
    В полёте своём невысоком,
    Летают меж нами туда да сюда –
    Что твой необученный сокол:
    То здесь, на перчатке, то вновь упорхнёт, –
    Кто птицу такую с руки не стряхнёт?

    Увы, без их ласки скучны наши дни,
    А ночи тем паче печальны,
    И каждый, стараясь их вновь приманить,
    Легко раздаёт обещанья –
    Затем лишь, чтоб думать с досадой потом:
    «Ну надо ж и впрямь быть таким дураком!»


            *   *   *

    – Когда родилась ты, Мечта?
                     – Светлым утром в сиянии мая.
    – Родители кто у тебя?
                     – Порыв и Причуда святая.
    – Кто нянчил тебя, расскажи.
                     – Вечно-юная радость.
    – Чем вскормлена ты?
                     – Я печалью и грустью питалась.
    – А что ты пила?
                     – Неутешных любовников слёзы.
    – В какой колыбельке спала?
                     – В надежде, что мягче мимозы.
    – Под чью колыбельную?
                     – Тихого Сладкоголосья.
    – И где же ты нынче живёшь?
                     – В нежном сердце селюсь на авось я.
    – И рады ли гостье в дому?
                     – Нет, страдают жестоко.
    – Куда ж ты уходишь?
                     – Бродить, размышлять одиноко.
    – Скажи, что милее всего для тебя?
                     – Непритворное счастье.
    – Кто недруг твой?
                     – Тот, кто волшебной противится власти.
    – А Время сильнее тебя?
                     – Нет: назло всем приметам
    Сто раз умирая на дню, я бессмертна при этом.


            *   *   *

    Где эти чудеса, где дивные дела,
    Которыми любовь столь многих привлекла?
    По мне, любовь есть ад, страшны её плоды:
    Парис, Приамов сын – вот сеятель беды.

    Какой божок смутил во сне его – бог весть,
    Но он любовь решил рассудку предпочесть.
    Я б не корил его, истлевшего давно,
    Когда бы не взошло опасное зерно
    В наследниках его. Суровый судия,
    Сужу его детей. А среди них – и я.


            *   *   *

    Стоял охотничий сезон, сиял прекрасный день,
    Под лай и треск со всех сторон затравлен был олень.
    Пошёл я в рощу на холме за ягодой лесной,
    Лицо обветрил ветер мне и подрумянил зной.
    Я лёг поспать в лесу густом у тихого ручья,
    И самый-самый странный сон тогда увидел я.

    В нём были игры Рождества, потехи всех сортов,
    Металлы, ткани, вещества всех видов и цветов,
    Всё, чем фантазия жива, все божества из книг,
    И суть любого существа являлась мне на миг.
    Несла Венера свой венец; при ней – прислужниц рой,
    Надменных, алчных до сердец, проколотых стрелой.

    Их обожаньем окружён, весь по уши – в крови,
    Стоял мальчишка Купидон, слепой божок любви,
    Бахвалясь: «Цезарь, царь царей, передо мной – птенец,
    Послушны прихоти моей полки мужских сердец,
    В них ум и чувства обострив и доведя до мук,
    Я всё туманю – раз, два, три! – и поднимаю лук.

    Я вмиг лишаю их всего, чем жизнь была полна», –
    Ухмылка корчила его, мальчишку-хвастуна.
    И видя, как он унижал влюблённые сердца,
    Я весь от гнева задрожал: хотелось наглеца
    Разоблачить и развенчать за подлые дела,
    Чтоб он уже не мог опять сжигать сердца дотла.

    Увы! – беспомощен и слаб, с его стрелой в спине,
    Лежал я словно жалкий раб в безвольном полусне.
    Но если силы обрету, клянусь – пусть грянет гром –
    Его найду и с ним сочтусь пылающим пером!

  • <= К переводам с английского
    <= На основную страницу