ИЗ «ПУШКИНСКОЙ ТЕТРАДИ»
Не любят поэтов поэты…
Привольно паря в облаках,
Считают чужие монеты
И листья в лавровых венках.
И нет им любезней утехи:
Ревниво листая стихи,
Искать у собратьев огрехи,
Злорадно итожить грехи.
Не любят поэтов поэты,
Едва маскируют вражду.
Должно быть, написано это
От века у них на роду.
Не любят далёких и близких,
И всех особливей Того…
Не любит его Баратынский,
Языков не любит его.
А он их радушно встречает,
Не держит на памяти зла,
Хотя про себя примечает,
Что пахнет хулой похвала.
А он их грехов не итожит,
Не ищет оплошной строки.
Была б только искорка Божья!
А прочее - гиль, пустяки.
Не любят поэтов поэты.
Должно, развелось через край.
У каждого в доме секреты,
А он нараспах - обирай!
Он всех их собрал в одночасье.
Попробуй его обойти!
Не тесно ему на Парнасе,
А пусто - шаром покати.
_______________________
МУЗЫКА
Когда зима склонится над плечом
И зябко пробежит мороз по коже,
Я, верно, запечалюсь - но о ком же?
И, видно, пожалею - но о чём?
Скажи, о чём я буду сожалеть?
Вот разве о нетронутом и разве
О том, что праздник более не праздник
И что шалишь, где надобно шалеть.
Когда придёт черёд воспоминать,
В упор посмотрит истина простая:
Воспоминать - что раны пеленать,
Когда они уже не зарастают…
Но как тепла за окнами луна!
Как хорошо, что мы вдвоём остались!
Послушай, мы почти что проболтались.
Прислушайся - и музыка слышна.
Она возникла лишь для нас, одних,
Она звучит таинственно и страстно.
А что воспоминания. Заглазны.
И будут ли? И что нам толку в них!
_______________________
ПЕСНЯ
В. Н.
Как восхитителен и жалок,
Тревожен, трепетен, багрян
Обрывок, отзвук, полушалок
Раздольной песни таборян!
В каком забытом интервале
Она звучала меж людьми?..
Когда мы, бишь, её певали?
А ведь певали, чёрт возьми!
Стократно пели - не запели,
Певали хором и вдвоём.
Чиста, свежа, как из купели,
И всё о том же - о своём.
Припомним давние, лихие
И замолчим, оторопев…
Но у неё слова такие!
Но у неё такой распев!
Такая высь и ширь степная!
Такая тайная беда!..
Должно быть, мы её не знали,
Не понимали в те года.
В ней столько смешано и слито:
Разлука, родина, вина.
Но если есть ещё молитва,
То это, видимо, она…
В ней отпущенье, возмещенье
Того, что минуло давно.
И если есть ещё прощенье,
То это, видимо, оно…
* * *
Февраль сухой и ледяной.
Зима у перевала…
И всё, что ни было со мной,
Как будто не бывало.
Пустым-пуста, белым-бела
Исхоженная пажить.
Метель подходы замела.
Пришла пора шабашить.
Молчат зернистые слои.
Но видно, если ближе:
Сады - мои, следы - мои,
Огни в домах - мои же.
Пока склонялся под луной,
Ничто не убывало.
Февраль сухой и ледяной.
Зима у перевала…
Проулок, лестница, вокзал.
Вошёл откуда вышел,
Уже не зная: сам сказал
Или других услышал.
Не в пустоте, а в тесноте
Прошли года, понеже
Удачи - те, задачи - те
И незадачи - те же.
Поёт о том же за стеной
Всё тот же запевала.
Февраль сухой и ледяной.
Зима у перевала.
* * *
Это пенье порядком фальшиво,
Эта песня - дурного пошиба.
Если правду сказать, то кабак.
Видно, впрямь наше дело табак.
Видно, пали и не возродимся,
Коли слушаем и не стыдимся,
Видно, тут и секрет наш зарыт,
Коли плачем почти что навзрыд.
Коли чувствуем, что виноваты,
Коль томится и стонет душа.
А мелодия в ней, а слова-то…
Право слово, не стоят гроша.
Под слезливый минор фортепьяно
Кто-то хнычет, что всё лобуда.
Хоть бы пьяны, так нет, и не пьяны.
Может быть, потрезвей, чем всегда.
* * *
Сильны и знамениты Крёз и Красс.
Но кто из них владел высокой тайной -
Среди пустых и выморочных фраз
Пробиться к свету фразой музакальной,
Бродяжничать на перепутьях тьмы,
Зато владычить в стопах и силлабах?
Мой милый друг, ну кто же как не мы
Поймёт и растолкует силу слабых,
Бегущих от тюрьмы и от сумы,
Зато царящих средь терцин победных?
Мой милый друг, ну кто же как не мы
Переберёт сокровищницы бедных?
Пуст кошелёк, не греет рыбий мех.
От века нет талана у таланта.
Уменья выжить нет у неумех -
Сервантеса, Вийона или Данта.
Пасуют их великие умы
Пред тем, что их расчётливо погубит.
Мой милый друг, ну кто же как не мы
Их злоключенья горестно полюбит,
Услышит их пророческую весть -
Высокий лад горчайшего разлада?
Быть может, в этом наш талант и есть.
Он так велик, что и других не надо.
* * *
Оттого не смолкает небесная арфа,
Возвышает, взыскует, влечёт,
Что в убогом углу хлопотливая Марфа
Подметает, стирает, печёт.
Для того, чтоб пророки смогли и сумели
Двигать толпы и строить столпы,
Сыплет Марфа какие-то хмели-сунели
У плиты раскалённой в супы.
Где-то в кухоньке Харькова или Ростова,
Цельный день в суете-колотьбе,
Живота не щадящая дева Христова
Позабыла совсем о себе.
Но печаль одинокую душу не гложет
И чужды ей злоречье и спесь.
Каждый Господу служит, как хочет и может.
А Господь обитает и здесь…
_______________________
* * *
Владимиру Новоженину
Застыну на миг у приступок,
В кармане пошарю рукой.
Припомню какой-то проступок,
Да так и не вспомню какой.
Быть может, ребёнка обидел,
Каких-то долгов не вернул,
Ворвался к поэту в обитель
И робкую музу спугнул.
Старуху, озлясь, не дослушал,
С подонком приятельски пил,
Гнездо под балконом разрушил,
А может быть, жизнь загубил.
Растерянно в темень гляжу я,
Шагнуть не решаюсь к жилью.
Никак не припомню: чужую?
Но если и так - то свою…
ТЕ ВРЕМЕНА
Я помню, как, отведав сдобы,
Мы багровели от стыдобы,
Как колченогую кровать
Стыдились пледом прикрывать.
В стране голодной и холодной,
Огромной самой на Земле,
Змеёй таился подколодной,
Кто вдоволь ел и спал в тепле.
Он жил, самим собой отринут,
Готов ослепнуть, онеметь,
И не от страха, что отнимут -
От стыдной участи иметь.
Людей оглядывала строго
Война ли, родина, беда?..
Другая на дворе эпоха,
Но в сердце сохранилась та.
_______________________
ФИАСКО
Слышишь, тебя зовут? - Значит, пришла пора.
Кто-то тебя извлёк, будто реликт спецхрана.
А на помосте всё те же тычутся тенора,
Тучные баритоны, крашеные сопрано.
В этой блудливой толпе нет ничего твоего.
В этом тексте ты вроде ляпсуса-опечатки.
Но почему-то затянут в шумное торжество
Нерасчленённой массы, пустопорожней клетчатки.
Сделаешь робкий шаг лестницей без перил
И, отстранив попутно конферансье-шалопая,
«Ну и так далее», - скажешь, как Хлебников говорил,
Речь свою обрывая и темноту отступая.
_______________________
ПОПЫТКА НИСПРОВЕРЖЕНИЯ
Увы, я подобных поэтов знавал -
Отменных. Но если присмотришься зорче,
То видишь подполье, угрюмый подвал,
А в нём затаённый зловещий моторчик.
Поэтов от Бога. Ну разве чуток
В полёте своём не без лёгкого крена.
Но в жилах гудит кипяток-кровоток,
А в том кровотоке бурлит Ипокрена.
Не сразу учуешь рассчитанный яд -
Здесь малые дозы на многие чары.
Такие поэты растут без плеяд.
Они одиноки. Поэты-анчары…
О Господи, думалось мне, почему
Сей глас, победительный, иерихонский,
О свете поёт, а уводит во тьму,
И в сердце нацелен заряд скорпионский?
Я знал этих чудищ. И мне привелось
Молиться на них в простоте придурашной.
И я б не заметил их тайную злость,
Когда бы не выдал их случай пустяшный.
Когда бы не ревности жгучая дрожь,
Бенгальский огонь, теплоты невозможность,
Когда б не капризное «вынь да положь»
И худо прикрытая ясновельможность.
Когда б не злословили из-за угла,
Когда бы собратьям беды не желали,
Когда бы тлетворная ложь не вошла
В состав профетических их глоссолалий.
О Господи, думалось мне, почему
Коснулась и вас эта порча и схизма?
Никак не доступно уму моему,
Что Моцарт помечен клеймом сальеризма.
И всё же примите неловкую лесть!
Вы - тьма, но всегда вперемешку со светом.
Задуманный ангелом - ангел и есть.
И хватит. И больше не будем об этом.
РАЗРЫВ
Постоим на прощанье в прихожей,
Прикоснёмся друг к другу всей кожей,
Тело к телу - губами, висками,
Всеми фибрами и волосками.
Если этак прильнуть-прислониться,
Видно всё, что внутри и вовне.
А потом разве только присниться
И по-детски заплакать во сне.
Но сейчас - отдаляться рывками
И расстаться уже до конца,
Напоследок ощупав руками,
Как слепцы, очертанья лица.
Так помешкаем малость в прихожей,
Осязая родные черты…
Вот он я, на себя не похожий,
И совсем не похожая ты.
К ФИНАЛУ
Теперь у нас с тобой душа-клише:
В одном накладе, в общем барыше.
Не вспомнить ни начала, ни зачина.
Сперва ты вроде пела день-деньской,
Потом гремела утварью мирской,
А вечерами мучила-учила.
И я когда-то был зело матёр,
Ревнив, неугомонен и остёр,
Охоч до баб, стремительный, как кочет.
Лишь дунет ветер - разом со двора!
А суть нутра, как лакомство ядра,
Не знала червобоя-червоточин.
Но пообвыклись. Протекли года.
Как говорилось в давности, годины.
Я старый хрыч и ты немолода.
И стали мы к финалу двуедины:
Один исчезнет - и другого нет,
Лишь никнут за окном пустые ветки,
Сливая с чернотой двойной портрет,
Лишённый сатанической подсветки.
ПРИБЕЖИЩЕ
Среди охранников и выжиг
Он не мелькает, не снуёт.
Он не павлин, он чижик-пыжик,
Он на Фонтанке водку пьёт.
Пускай вовне скрежещут танки,
Вопят нардепы вдалеке,
А он всё там же - на Фонтанке,
И с той же рюмочкой в руке.
В его движеньях та же нега.
На полке дружеский квинтет:
Аврелий, Цицерон, Сенека,
Ларошфуко и Эпиктет.
Ни нервотрёпки, ни болтанки,
Лишь благолепье-лепота.
И я бывал на той Фонтанке
И нежил рюмочку у рта…
* * *
Вот и настал отрезвляющий тур -
Время бессонницы, страхов, микстур,
Хныканья и сожалений.
Время распада. Держись, старина!
Вместе с тобой постарела страна,
Смыло песок поколений.
Не про тебя эта россыпь плодов.
Сколько готовился, а не готов.
Планы остались в наброске.
Негорделиво твоё неглиже.
Впрочем, об этом сказали уже
И Ходасевич, и Бродский.
Время сумело тебя приструнить.
И не пристало, как прежде, винить
Подлую нашу эпоху.
Чем увенчать неказистый итог?
Разве добавить свой сдавленный вздох
К их величавому вздоху…
_______________________
* * *
Мои стихи любовные в избытке -
Я ими не горжусь, скорей стыжусь.
И от своей очередной попытки,
Не размышляя, тотчас откажусь.
И лоб перекрещу, как от напасти,
И замолчу, воды набравши в рот -
Стихи всегда предшественники страсти,
Пролог любви, а не наоборот.
Небрежные хранители былого,
Мы больше разглашаем, чем таим,
Хоть ведаем: в начале было Слово,
А миросотворение - за ним.
* * *
Лягу в два, а встану в три,
Гляну в окна, закурю.
Бог позволит: говори -
Ничего не говорю.
Бог позволит: попроси,
Расскажи свою тугу.
Отче наш, иже еси…
Даже это не могу.
Будто разом онемел,
Будто кто-то отлучил,
А ведь сызмальства умел,
Хоть никто и не учил.
Нет, молитвы не творил,
Не решался на обряд.
Напрямую говорил,
Как младенцы говорят.
Если б мог и посейчас,
Как вначале, как сперва!
Но, лукавству обучась,
Позабыл я те слова…
Лягу в два, а встану в три,
Гляну в окна, закурю.
Бог позволит: говори -
Всё равно не говорю.
Но нисколько не ропщу
И отчаянье неймёт.
Если даже промолчу,
Бог и так меня поймёт.
_______________________
СТАЛКЕР
Всюду распад, полумёртвая зона,
Ржавые листья, стоячие воды…
Как ни ищи, не сыскать гарнизона,
Разве что трое из прежнего взвода.
Кто в этой чахлой твердыне зимует,
В утлом дому инсургента-вассала?
Больше никто эту пядь не штурмует -
Время её без того прочесало.
Справа и слева туман наползает.
Пустошь на радость случайным воронам.
Здесь ли когда-то сходились прозаик,
Медикус, искусствовед и астроном,
Физик, монтёр, латинист, математик?
Впрочем, при чём здесь науки-ремёсла?
Воды бесшумные катят и катят,
Дюжий Харон налегает на вёсла.
В доме ни света уже, ни сугрева,
Ветхие стены, замшелые своды.
Где вы, пиры многолюдные, где вы,
Братья по духу, питомцы свободы?
Стылый участок не стоит облёта.
К стёклам могильная слякоть налипла.
Дудка зажившегося стихоплёта
В полночь звучит виновато и хрипло.
ЗАМЫСЕЛ
Под конец расхотелось хотеть
Ликовать, воевать, не сдаваться,
Непрерывно о чём-то радеть,
Вовлекать, окликать, отзываться,
Предаваться бесчинной гульбе,
Стать любимцем, ходить в супостатах.
Всё иссякло само по себе,
Не заботясь о вехах и датах.
Расхотелось бездумно хватать
Сласти, радости, хронос и мелос,
Расхотелось запойно читать,
Говорить и писать расхотелось,
Бить поклоны у всех образов
И незнамо куда торопиться…
Да застряла живая крупица
В перешейке песочных часов.
А внизу-то песчинок не счесть -
Пирамидка готова к пределу.
Но у Промысла замысел есть,
Недоступный скудельному телу.
_______________________
* * *
И. П.
Эта встреча без цели и повода,
Будто походя, наискосок -
Наподобье внезапного овода
Остро жалит под левый сосок.
После всех расставаний на росстани,
На исходе отпущенных дней -
Промелькнёт виновато: не поздно ли?
Отзовётся: куда уж поздней…
Что-то смутное, что-то туманное,
Как чужой ненавязчивый стих.
Соколов со своей Марианною?
Отголосок и память о них?
Но качается почва, как палуба,
За пластом осыпается пласт.
Ищет разум опоры-аналога
На придумки пустые горазд.
_______________________
ЛАКРИМОЗА
Я плачу по слезам, которым не бывать,
А если и придут, то всё-таки иначе.
Иначе ликовать, иначе бедовать,
И нет пути назад. Об этом я и плачу.
Над пройденной тропой - содружество ворон,
Присели, поднялись и снова налетели.
И каждый новый шаг - потеря и урон.
Но тысячный урон - не первая потеря.
Тот Некто за чертой - теперь уже никто,
Сведённый до нуля стараньем лет и правил.
Но первое "зачем?", но первое "за что?",
Но первое "почто отрёкся и оставил?",
Но первая вина, не знавшая вины,
Презревшая молву и тропы обходные?
Бессмысленный удар, когда вослед должны
Обрушиться земля и хляби водяные?
Всё проси=то и легко: войди и володей!
Прими без суеты удачу-неудачу.
И всё как повелось. И всё как у людей.
И нет пути назад. Об этом я и плачу.
СУДИЛИЩЕ
Науму Ефремову
Свидетель гугнит косорото,
Судья облизнулся, как кот.
А в мыслях: голгофа, гаррота,
Топор, колесо, эшафот...
Но к ляду досужие толки!
Наш век деловит и бедов.
В застиранной синей футболке
Ты ходко идёшь меж ментов.
Молва не. чужая, а наша
Куда заземлённей иных —
В ней пайка, барак и параша
И дикие вопли блатных.
Но гордо расправлены плечи.
Противится нечисти Честь.
До встречи, дружище, до встречи
Неведомо — там или здесь.
ПАМЯТИ ПОЭТА
На огонёк последнего жилья,
Упрятанного в бережные кроны,
Слетались понемногу кумовья
Сообщники услады похоронной.
Пятная ненавистную скрижаль,
Они плели мемориалы басен.
А он ещё невидимо дышал
И был горяч, задумчив и опасен.
И – омрачая дерзко торжество –
Глядел па пляску суетливых пятен.
Покоился. И что страшней всего –
Был непонятен. Всё же непонятен.
Был непонятен сад его и дом,
Где он старел в занятьях одиночных,
Прямясь неукоснительным хребтом
Над пошлой клеветой беспозвоночных.
Здесь, на виду новорождённых дней,
Он и на малый миг не окопался.
И вот затих. И – что всего страшней –
Он улыбался. Всё же улыбался.
Он знал: и это надо описать –
И примечал всё легче и свободней.
Он мирно отдыхал в тот день субботний
И понимал, что завтра – воскресать!
_______________________
* * *
Ты меня допекла, достала,
Отравила и явь и сны.
Составляющие состава
И доныне мне не ясны.
Понукала и тормозила,
В рыло била и по ногам.
Кто ты, чудище? – Мнемозина, –
Отвечает мне по слогам.
Падь паденья, зловещий кратер,
Отпусти меня поскорей!
Неужели ты вправду матерь
Девяти своих дочерей?..