<= Homepage
<= Short Stories
<= Back to the original story
|
За четыре дня до юбилея Он перечитал записку. Могла бы быть и получше, но и так неплохо. Коротко и ясно. Он пошёл ещё раз проверить, заперта ли входная дверь. Да, заперта. Наверное, он уже проверял это дважды сегодня утром. Что ж, краткосрочная память стала хуже, чем была три или четыре года назад, но для девяноста остаётся вполне приличной. Ну, для без четырёх дней девяноста. И с такой памятью, безусловно, можно бы продолжать жить. Голова, с учётом возраста, в неплохом состоянии, он бы даже позволил себе сказать, что в хорошем состоянии. Теперь ему предстояло выполнить главную задачу: подняться по лестнице. Преодолеть все семнадцать ступенек, два пролёта. Нэнси всегда обожала высокие потолки, именно поэтому она настояла на покупке этого дома, хотя цена была завышена до нелепости. Противиться Нэнси, когда она чего-нибудь хотела по-настоящему, он никогда не умел. Он глянул на портрет Нэнси – прямо перед ним, если слегка закинуть голову – над лестничной площадкой. Каролина хотела перевесить портрет в другое место, но он сказал: «Нет». Каролине он умел сказать «нет», не то что Нэнси. Он даже мог оборвать её, не дав договорить. Странно, думал он, разве это не странно? Любой согласился бы, что Нэнси была куда более мягким человеком, чем Каролина. Ладно, пора переходить к делу, пора подниматься наверх. Разве все эти мысли – не хитрость, не попытка потянуть время? Вчера ему впервые не удалось самостоятельно одолеть подъём по лестнице. Он не смог даже добраться до площадки посредине. Лишь с помощью Каролины смог он завершить восхождение. Под конец она стала совсем красной и дышала с трудом. «Извини,» - сказал он. «Неправильное слово, - улыбнулась она, - ты ведь учил Бена в таких случаях говорить «спасибо», верно?» - «Хорошо, - вздохнул он, - да, верно. Спасибо.» Давным-давно он наметил себе рубеж: неспособность самостоятельно подняться на второй этаж – сигнал. Вчера ему пришёл сигнал. Он долго готовился к этому. Он знал, что – приближается, но он не думал, что оно придёт так стремительно. Пару месяцев назад подняться на второй этаж не стоило большого труда. По крайней мере, он надеялся отпраздновать девяностолетие. Может, отложить? Лишь на недельку. Нет, нельзя. Он всегда был человеком твёрдым в своих решениях, в его деле невозможно было по-другому. Решение есть решение, нельзя менять решение, если оно уже принято. Точка. Неделька превратится в навсегда. Если он даст себе недельку, почему бы не выпросить у себя ещё одну? Нет. Он увидел, что между делом взобрался уже на пятую ступеньку и обрадовался. Может быть, всё-таки?.. Нет! Это не предмет для обсуждения. Нет – и точка. На лестничной площадке стоял небольшой удобный стул с подлокотниками, который он поставил туда четыре года тому назад. Он плюхнулся на этот стул и некоторое время сидел без всяких мыслей, просто дыша и прислушиваясь к шуршанию воздуха. Потом он начал думать о Каролине, о том, насколько трудным это окажется для неё. Весьма трудным, очень трудным. Но она переживёт, справится. Бен и девочки помогут ей. Каролина – боец по натуре, она из тех – кто выходит живым из переделок. Из тех, кто остаётся после. Он усмехнулся. Слова – как мечи, их двойной смысл подобен обоюдоострому лезвию. Каролина останется после него. Он продумал всё сотни раз. Все альтернативы – хуже. И для неё, и для него. В памяти всплыло путешествие в Испанию с Нэнси, особенно один замечательно свежий вечер в Толедо. В каком году это было? Он не помнил. Но он не запаниковал: восстановить можно всё, если дать себе достаточно времени и сосредоточиться. Путешествие было его подарком Нэнси к пятидесятилетию, да-да, правильно, значит, это было в 1956-м. Бедная Нэнси, она была уже больна, но не знала об этом. Он тоже не знал. Жена Бена вынашивала тогда Джорджа; в те времена можно было только гадать, кто родится – мальчик или девочка. Он почему-то думал, что будет девочка. До чего же всё было тогда по-другому, совсем другие времена, и люди – тоже, и одевались иначе и вели себя не так, как сейчас, даже походкой тогдашние люди отличались от нынешних. Особенно в таких старомодных уголках Старого Света, как Толедо. Он вспомнил дам в длинных чёрных платьях с шалями на плечах, мужчин в «летних» пальто, абсолютно не соответствовавших погоде... Он поднялся и приступил к одолению второго пролёта. Верхний пролёт был всего с восьмью ступеньками, а не с девятью, как нижний. Это было хорошо. В процентном отношении восемь намного меньше девяти. И это был последний пролёт лестницы во всей его жизни – событие, достойное если не восторга, то по крайней мере упоминания. В его мыслях оно зацепило странный момент, которым он втайне гордился – обед в Белом Доме, когда ему, чисто по воле жребия, выпало сидеть по правую руку от Президента Кеннеди. Кто рискнул бы предсказать тогда, что Кеннеди убьют всего через несколько недель? Кеннеди дважды обратился прямо к нему. «Мистер Вилкерсон, - спросил он, - понимают ли читатели Вашей газеты подход моей администрации к вопросам образования?» Президент был моложе его на шестнадцать лет, а выглядел ещё моложе... Он одолел последнюю ступеньку и стоял, опираясь на перила. Хорошо. Теперь осталось сделать совсем немногое. Он представлял себе всю цепь событий так много раз, что не было необходимости задумываться над порядком действий. Дыхание медленно успокаивалось. На самом деле, так даже лучше получится, подумал он. Все уже запланировали приезд. Сегодня понедельник, а его день рождения – в пятницу. Похороны устроят, скорее всего, в четверг, следовательно, в пятницу у них будет ещё один повод... Ему не нравилось это современное выражение «отпраздновать жизнь такого-то», он никогда не понимал его смысла. Ну, никогда не понимал до этого момента. Теперь он понимал. Он зашёл в санузел и постарался опустошить мочевой пузырь настолько, насколько мог. Затем он почистил зубы. Уже много лет он гордился тем, что у него сохранилось больше половины собственных зубов. Он посмотрел на себя в зеркало, причесал оставшиеся редкие волосы. И после этого он вошёл в свою комнату. Он открыл окно и вдохнул не по сезону холодный воздух. Всё хорошо, подумал он, всё хорошо. Он снял с полки второй том своей любимой «Истории цивилизации». Ключ был под ним, разумеется, на месте. Он отпер самый нижний ящик стола, вынул оттуда пистолет и положил на тумбочку у изголовья. Тут ему пришлось несколько минут посидеть. Он устал. Он подумал было, что ни для кого не будет иметь большого значения, как он будет одет. Тело отвезут в похоронный дом, где его всё равно вымоют и оденут заново. Но он отругал себя за такое проявление слабости. Да, ему нелегко одеться и особенно впихнуть ноги в «официальные», как их называет Каролина, туфли. Но нет никаких резонов экономить силы, поскольку они ему никогда уже не понадобятся. Полностью одетый, он сел за письменный стол. Он хотел написать ещё записку, только для Каролины. Очень, очень короткую записку. Текст был продуман множество раз, он знал его наизусть. Но когда он сел к столу, он понял, что он не хочет писать то, что наметил. Поэтому на записку ушло больше времени. Но она получилась ещё короче. И несколько суше, что ли. Ничего, Каролина поймёт. Она умная. Он нагнулся и заглянул под кровать. Всё было правильно. Чемодан, наполненный старой одеждой, был на месте, в точности на месте. Пуля не испортит пол. Полицейские найдут всё, что им надо будет найти. Он лёг. Он прочитал короткую молитву. Он взял пистолет и ощутил его приятную прохладность. Теперь у него оставались последние минуты, чтобы подумать. Он знал, что сконцентрироваться на важном будет трудно. Но он постарался изо всех сил и сумел. Он вспомнил всех тех, кто был для него особо важен в этой жизни. Одиннадцать человек. Пятеро мужчин и шесть женщин. Шесть женщин и пятеро мужчин. Вдруг зазвонил телефон. Он подавил начальный, почти инстинктивный, порыв взять трубку. Нет, сказал он себе, меня нет. И он повторял это в ответ на каждый чистый, пронзительный звонок. «Дзиинь!» - «Меня нет». - «Дзиинь!» - «Меня нет». Ему казалось, что это игра. Звонки прекратились. Как ни посмотри, пришло время. Ещё только несколько секунд – расслабиться, расслабиться максимально. Он сообразил, что не снял очки, как собирался. Но он не хотел портить последние моменты такой банальной вещью. Он глубоко вдохнул, полностью выдохнул и нажал на курок. 2013
|