<= На основную страницу
<= Семейные истории
КАК НАМ НЕ ДАЛИ КВАРТИРУ Когда мне было лет десять, папа чуть не получил от завода квартиру. Об этом «чуть» я и хочу рассказать.Мы жили с Рахилью, сестрой моей бабушки Марголи, и её мужем Аркадием в квартире, которую получил Аркадий, кажется, в сорок восьмом году. Квартира была хорошая, трёхкомнатная, а по послевоенным меркам – просто прекрасная. Жизнь моей бабушки Марголи и жизнь Рахили оказались связанными с начала до конца. Сёстры всегда жили вместе – и до замужества, и во время, и после того, как бабушка овдовела. Единственный сын Рахили и Аркадия Лёлик был года на четыре моложе моей мамы. Когда во время войны он умер от дифтерита, Рахиль заведовала инфекционным отделением. Я не знаю, умер он прямо в её отделении или нет. Аркадий был тогда на фронте. Смерть сына встала между супругами – он так и никогда не простил Рахили, считая её виноватой в поздней диагностике. Она оправдывалась, объясняла, что раньше не было характерных признаков болезни, но уверенности в её тоне не было. Может быть, в душе она тоже себя винила. Так или иначе, мама стала как бы общей дочерью Марголи, Рахили и Аркадия. А когда она родила меня и назвала в память о Лёлике Леопольдом, я оказался как бы общим внуком всех троих. Поскольку бабушка Марголя скоро умерла, то Рахиль и Аркадий оказались моими как бы бабушкой и дедушкой. А я этого не хотел! Как в моей детской голове возник протест, я, разумеется, не знаю, но первым выигранным в жизни противостоянием была для меня борьба за право называть их не бабушкой и дедушкой, а как всех – «тётя Рахиль» и «дядя Аркадий». В мои ранние детские годы Аркадий был, без всякого сомнения, главным в доме. Он был старшим по возрасту, самым опытным, он больше всех зарабатывал. Маму он по-своему любил, а папу терпел, но ни в грош не ставил. Аркадий считал папу несерьёзным, непрактичным человеком. Видимо, у него возник некий стереотип в самое первое время, когда папа, женившись на маме, пришёл в его, Аркадия, дом – совсем молодым, неоперившимся, начинающим работать инженером. И хотя отец успешно продвигался по службе и его зарплата быстро увеличивалась, для Аркадия он так и остался мальчишкой. Неуважение, впрочем, было взаимным. В какой-то момент в доме возник серьёзный скандал. Рахиль с Аркадием за что-то «шпыняли» папу, а мама его защищала. Сути разногласий я не помню. Страсти вскоре улеглись, но после этого скандала мама, видимо, почувствовала, что нельзя позволять так относиться к её мужу. Она согласилась с папой, что семье лучше жить отдельно. Внешние обстоятельства этому благоприятствовали. Когда папа начинал работать, он записался в очередь на получение квартиры. В тот момент такая возможность казалась чисто теоретической: авторемонтные мастерские, куда его взяли на работу, никаких квартир не получалаи, а если бы и получили, то их дали бы людям, больше нуждавшимся в жилье. Однако, время шло, предприятие из авторемонтных мастерских превратилось в важный оборонный завод, начальник завода полковник Лукашенко, человек умный и сильный, сумел воспользоваться обстоятельствами хрущёвской кампании жилищного строительства и получить от своего министерства нужные деньги – и завод построил один за другим несколько домов. Отец рос вместе с заводом, и к тому времени он занял должность главного технолога. Лукашенко отца ценил и хотел сделать его в будущем главным инженером. Поэтому когда папа обратился к Лукашенко с просьбой о квартире, тот распорядился выделить папе квартиру из директорского фонда. Оставалась чистые, вроде бы, формальности. Папа написал заявление на улучшение жилищных , начальник завода наложил соответствующую резолюцию, теперь жилищной комиссии полагалось обследовать условия папиной жизни и проверить, правду ли он написал в заявлении. Папа написал, что он живёт в квартире мужа тёти жены, что его семья из четырёх человек занимает одну комнату в трёхкомнатной квартире и нам в ней тесно. Всё это было правдой или почти правдой. Мы действительно спали все в одной комнате, хотя, конечно, хозяйство велось смешанное, ели мы вместе с Рахилью и Аркадием в другой комнате, проходной к их спальне. Как относились Рахиль и Аркадий к решению папы получить квартиру? На внешнем уровне, вроде бы, неплохо. Прежде всего, квартира в советское время была чуть ли не величайшей материальной ценностью, которую человек мог получить от государства. Кроме того, Аркадий, я думаю, вообще не возражал против того, чтобы мы жили отдельно. Рахиль, конечно, этого не хотела, но родители вели дипломатическую работу, убеждая её, что мы всё равно в большой степени будем жить одной семьёй, что дети (я и сестра) будут проводить у них все будние дни. Просто спать мы будем в разных квартирах. Рахиль соглашалась, кивала. Она знала, что придёт комиссия, понимала, что надо им говорить... И вот днём, когда и мама, и папа были на работе, пришла комиссия. Она явилась не в самый удачный момент: Рахиль кормила мою трёхлетнюю сестру. Но это было ещё полбеды. Беда наступила, когда комиссия стала задавать Рахили вопросы. Рахиль, якобы растерявшись, стала говорить совсем не то, что надо было. В своих ответах она напирала на то, как близка она была с покойной сестрой, как много мои родители ей помогают в быту, как она любит внуков, то есть нас с сестрой. Сестра, в отличие от меня, действительно называла Рахиль бабушкой, что было комиссии ненавязчиво продемонстрировано. А главное, Рахиль убеждала комиссию, что квартира хорошая, большая, и никому в ней не тесно. Коронным моментом было, когда ей задали вопрос: «А как Виктор Абрамович Вас называет? По имени-отчеству?» - «Нет». – «Тёщей?» Второй вопрос был уже несколько провокационным, потому что если бы оказалось, что папа называет Рахиль тёщей, то это бы подрывало его позицию, что мы живём у дальних родственников мамы. «Нет, - ответила Рахиль, - я не люблю этого слова. Витя называет меня мамой». В комиссии была одна женщина, относившаяся к папе недоброжелательно, но если бы Рахиль говорила то, что от неё ожидалось, папина недоброжелательница никогда не решилась бы выступить против воли начальника завода. Но тут ей, как говорится, пришли все козыри. Да и что могли ей возразить другие члены комиссии? Короче, не прошло и двух часов, как на стол Лукашенко лёг отчёт комиссии, пришедшей к выводу, что папа в улучшении жилищных условий не нуждается. Я хорошо помню вечер этого дня. Обсуждение было бурным. Если бы всё это можно было бы заснять на плёнку, получился бы отличный кусок итальянского неореалистического фильма. Меня на это обсуждение, конечно, не пригласили, но «из-за» я его хорошо пронаблюдал. О нет, это не было ссорой! Это было типичной трагикомедией. «Тётя Рахиль, разве я хоть раз в жизни назвал Вас мамой?» - вопрошал папа. – «Нет,» - слегка потупившись отвечала Рахиль. «Зачем же Вы им так сказали?» - «Я растерялась». Я помню, как папа хохотал. Наверное, ему было в каком-то смысле приятно, что его так не хотят отпускать. Помню, что у мамы слёзы стояли в глазах, от смеха или нет, не знаю. Аркадий сидел и колотил о стол костяшками пальцев. Может, и он не так уж хотел, чтобы мы переезжали? Лукашенко пообещал папе квартиру в следующем доме. «Ваша тёща, что, совсем не разбирается в ситуации?» - спросил он отца. «Нет, - замялся папа, и сказал самое простое, что пришло ему в голову: - Она просто растерялась». Но следующий дом завод построил нескоро, и многое за это время переменилось. И Рахиль, и Аркадия, и папу унесли на кладбище из той самой квартиры, куда приходила жилищная комиссия, а мама с сестрой уехали из неё в Бостон. Кто живёт там сейчас, я не знаю. 2014
|