<= На основную страницу
<= Семейные истории
|
ДЯДЯ ЛЕЙБА И ТЁТЯ ИДА Какое впечатление дядя Лейба произвёл на меня в детстве, я уже рассказал. Теперь хочу написать о событиях их с тётей Идой жизни. К сожалению, многое из того, о чём я знал, забылось.Когда Лейба решил жениться, он, как и перед тем - его старшим братом Соломон, столкнулся с трудностями в получении отцовского благословения. Яков Алукер был настроен против этой женитьбы. Настроила его, естественно, жена. Моя прабабушка Фрида дисквалифицировала Иду по имущественному цензу: Ида была из слишком богатой семьи. Фрида полагала, что в таких семьях дочерей растят изнеженными и капризными, что Ида не станет достаточно заботиться о муже. Лейба, как и Соломон, выбрал для себя карьеру юриста, но только это роднило его со старшим братом. О том, чтобы покорно принять родительский запрет, как сделал бы Соломон, Лейба даже и не думал. Поэтому он пришёл к отцу и сказал: «Я знаю, что если я тебя попрошу благословить меня на брак с Идой, то ты этого не сделаешь. Без твоего разрешения родители Иды её за меня не отдадут. Я пришёл сказать тебе, что я решил жениться на Иде и женюсь на ней, разрешишь ты мне или нет. Но мне придётся тогда уговорить её убежать со мной». Яков покачал головой и спросил: «А с моим благословением – отдадут?» - «Да». – «Ну, тогда скажи им, что я тебе благословляю». «Покойный отец, - однажды сказал мне дядя Лейба, - был человеком, которому мне надо было ноги мыть и пить воду этого омовения». Он любил красиво высказаться. Наверное, он научился этому, готовясь к адвокатскому поприщу. Готовился Лейба основательно: сначала закончил в Виннице классическую гимназию, а потом – в Швейцарии, в Берне – университет. Адвокатом он не стал, но его юридическая карьера сложилась удачно. Перед тем, как его посадили, Лейба занимал должность главного юриста в министерстве химической промышленности. Чтобы лучше понимать суть производственных проблем, он заодно и химию изучил. Следователь, кстати, увидел в этом неопровержимое доказательство шпионажа. Как будто мало было учёбы за границей. Если бы прабабушка Фрида дожила до тридцать восьмого года (к счастью, и она, и Яков мирно умерли на пару лет раньше), то ей представилась бы прекрасная возможность убедиться, что не все девочки из богатых семей вырастают изнеженными и капризными. Иде повезло – её не посадили как жену врага народа и даже из Москвы не выслали (может быть, потому, что Лейба ничего не подписал), но все остальные радости, связанные с новым статусом, она вполне хлебнула. И выдержала. И от мужа не отказалась. У Иды и Лейбы был только один ребёнок – сын Миша. Я мало о нём знаю. Миша погиб на фронте в сорок третьем году. Лейба в это время отбывал свою десятку в лагере. Ида решила не сообщать Лейбе о гибели сына, пока он не выйдет на свободу. До сорок восьмого года она придумывала причины, по которым сын не мог писать отцу. Сначала, во время войны, она сообщала, что Миша – в разведке, и оттуда можно писать только по домашнему адресу, потом – что Миша был тяжело ранен, потерял руку и не может писать. Потом, задним числом, дядя Лейба упрекал тётю Иду за то, что она его обманывала, говорил, что он всё равно понимал, что Миши нет в живых. Но я не думаю, что это было правдой. Существовало одно обстоятельство, которое помогало Иде в её рассказах о посмертной жизни сына: у Миши родился сын. И Ида писала Лейбе о внуке, посылала фотографии Алика. Цилю, мать Алика, Ида впервые увидела после смерти Миши. Раздался звонок в дверь, Ида открыла, там стояла Циля (есть две версии: по одной Циля пришла к Иде ещё беременной, по другой - уже с младенцем на руках, я не помню рассказ самой тёти Иды). Так или иначе, она сказала Иде, что ребёнок – от Миши, и что ей негде жить. Ида пустила её к себе и оформила прописку. Выйдя из лагеря, Лейба сразу невзлюбил Цилю. Такие, как дядя Лейба, если любят, то любят, а если нет, то уж нет. И в своих заблуждениях упорствуют так же, как и в своей правоте. Ладно бы он только Цилю отверг, но он и в Алике не признал внука. Последнее было очевидной глупостью – внешне Алик так походил на самого Лейбу, что трудно было этого не заметить. Но Лейба только говорил: «Вы видите то, что хотите видеть. Он похож на меня не больше, чем любой еврей на любого другого еврея». Он ставил Циле в вину всё, что только можно было, и то, что нельзя было, тоже. Особенно его раздражали мелочи – например, что Циля переделала своё имя на более благозвучный для русского уха лад и стала зваться Люсей. Один из самых добрых и отзывчивых людей среди всех, кого я знал, по отношению к ней Лейба проявлял полную чёрствость. Он даже не пытался понять её. Конечно, ситуация усугублялась объективной скученностью жизни: у Иды и Лейбы было две комнаты в квартире, где жили ещё две семьи, одна из этих комнат – большая, полноценная, а вторая – какой-то аппендикс. И в этих двух комнатах крутились жизни четырёх человек с очень разными потребностями. Люся-Циля запомнилась мне как яркая женщина, с глубоким красивым голосом и громким смехом. Наверное, весёлая по натуре. Алик, наоборот, обычно казался мрачным. У него был врождённый дефект – небольшой горб. Видимо, этот горб сильно давил на него, уродовал психику. У меня часто возникало ощущуение, что на нём лежит печать некой обречённости. Отношения Лейбы с внуком складывались непросто. Лейба считал, что Циля настраивает Алика против него. Я думаю, что этого не было, Алика отталкивало от Лейбы неделикатное отношение к его матери. Мне кажется, что в глубине души Лейбе хотелось, чтобы Циля сохраняла верность покойному Мише (которого он, заметим, не считал отцом Алика), а она была молода и привлекательна, и пыталась как-то построить собственную жизнь. Когда через много лет Циля добилась квартиры как вдова погибшего на войне, и они с Аликом выехали, отношения между Лейбой и Аликом начали улучшаться. Но по-настоящему близкими они так и не стали. У тёти Иды и дяди Лейбы получилась относительно долгая и спокойная старость. Лейба ходил гулять в Сокольнический парк (они жили в Колодезном переулке, совсем недалеко), проводил много часов в шахматном павильоне, иногда играл, но чаще смотрел, как играю другие. Ему это больше нравилось. Ида хозяйничала, поддерживала отношения с родственниками, бывшими учениками. Не знаю, как в молодости, но в старости они были красивой парой. Дядя Лейба получил правильное имя: всем своим внешним обликом он напоминал льва. Нет, пышной гривы не было и усов он не носил, но седой ёжик как-то по-львиному обрамлял его морщинистое крепкое лицо и подчёркивал крепость шеи. Тётя Ида, маленькая, аккуратная, всегда очень тщательно причёсанная, смотрелась рядом с ним словно индийская статуэтка. Умерли они друг за другом, Лейба – от рака желудка в 1977-м, а Ида – в 78-м, от последствий инсульта. Их внук умер совсем молодым, детей у него не было. Так что ветвь рода Алукеров, представленная дядей Лейбой, оборвалась на Алике. А о том, что делало дядю Лейбу необычным, блестящим человеком, я расскажу отдельно. 2014
|