<= На основную страницу
<= Семейные истории
|
БАБУШКА, КОТОРУЮ Я ПОМНЮ Ко времени моего рождения оба дедушки и одна бабушка уже умерли (при том, что войну все они пережили). В живых оставалась только бабушка Марголя, мамина мама. Но и она прожила недолго и умерла, когда мне было полтора года. Я не должен был бы её помнить. Но я её помню! Доказать, что мои воспоминания – настоящие, а не навеянные более поздними рассказами, я, естественно, не могу, но для себя самого знаю точно. Сомнений – нет.Сначала я расскажу то, чего сам не помню, но знаю по рассказам других. В младенчестве я развивался нормально – «вундеркиндом» не был и не отставал. И первые шаги я сделал в точности в свой первый день день рождения. Произошло это во второй половине дня, ближе к вечеру. Родители ещё не вернулись с работы, и пошёл я под восхищёнными взглядами трёх пожилых женщин – бабушки Марголи, её сестры Рахили и домработницы Кати (замечательный человек – я обязательно ещё расскажу о ней). Для первого похода, прошёл я немало – шажков пять. И шёл я не просто так, а с ясной и определённой целью – прикоснуться к объекту яркому, красивому, сияющему в предвечерних сумерках. И цели своей достиг – прикоснулся сразу обеими ладошками. Всё бы замечательно, но объектом этим была раскалённая докрасна железная дверца угольной печки. Нянек рядом насчитывалось не семь, а только три, зато они были опытными и всего повидавшими, так что вполне справились за семерых. До больницы, где работала мама (тогда – и до последнего дня трудовой деятельности), от нашего дома было рукой подать – и она мне рассказывала потом, что когда она прибежала и схватила меня на руки, я (естественно, плача и крича) лез по ней вверх, и она, чувствуя себя беспомощной – ну чем она могла мне помочь? вазелином мне ручки намазали сразу, – старалась почему-то удержать меня на уровне своего лица, когда я рвался выше. Ничего страшного не случилось, ожог был страшным, но очень локальным, я поправился. Подробностей не помню, если мне их и рассказывали, то успешно позабыл. Последствия ожога оказались скорее хорошими – лет до сорока ладони у меня были более терпимы к горячему, чем у большинства людей. Не помню, в каком возрасте и по какому поводу мне впервые рассказали эту семейную байку, но впечатления на меня она не произвела. Это во второй половине жизни начинаешь ценить такие небольшие, но уникальные и персональные фактики, а подростку что в них? – ну обжёг я когда-то руки, какая разница. Однако позже, уже в студенческом общежитии, я проснулся как-то осенью от страшного сна: я куда-то полз, лез на стенку в буквальном смысле выражения, а потом оказалось, что меня держат мягкие руки, а я лезу и лезу вверх, но уже не на стенку, а мимо немолодого женского лица – и вижу, как открывается дверь и врывается мать в белом халате, то есть я во сне ясно знаю, что это моя мама, а выглядит она не так, как я привык. Я поворочался, не придал сну никакого значения и уснул снова. Нет, этот сон мне больше не снился, а вот воспоминание о нём вернулось, и снова вернулось – и в какой-то момент наступило мгновенное озарение: я понял, кто это был и когда это было. Оставалось проверить. Дело в том, что я запомнил лицо пожилой женщины, которое видел во сне. А лица бабушки Марголи я не помнил. То есть, мне его, конечно, показывали несколько раз, назидательно листая семейный альбом и рассказывая, какие хорошие были у меня бабушки и дедушки, но назидательно рассказываемое и показываемое забывается, разумеется, мгновенно. Учился я в Москве, а фотографии Марголи хранились в Виннице, потому проверку я осуществил только месяца через полтора, приехав после зимней сессии на каникулы. Мама очень удивилась, когда я вдруг заинтересовался фотографией бабушки, но, понятное дело, с удовольствием показала. Я посмотрел и сразу понял: да, мне снилась именно она. Значит, я её запомнил! Я сказал об этом маме, но она не поверила и как будто даже обиделась: «Ты по мне полз наверх, а не по бабушке, я хорошо помню.» - «Но ведь это было до твоего прихода, - возразил я, - это не могла быть ты, потому что я помню, как ты вошла – в медицинском халате.» Однако мама так и не поверила мне и никогда не верила – до конца жизни. Ну что ж, все ошибаются, особенно врачи. Мама не могла поверить, поскольку дети в таком возрасте обычно отдельных событий не запоминают – лишь регулярные, повторяющиеся. Я думаю, что я запомнил только из-за очень уж сильной боли. Видимо, время тянулось медленней. Я хотел сначала ещё что-то написать о бабушке Марголе, но пока писал, понял, что не хочу. Может быть, в другой раз, не сейчас. Потому что для меня это самое главное, что с ней связано – что я её запомнил. Всё остальное – намного менее важно. И поэтому я не в обиде ни на неё, ни на Рахиль, ни на Катю. Ну, недоглядели. Бывает. 2014
|