<= На основную страницу
<= Семейные истории
|
ТРИ СЕСТРЫ Как начинали народные сказители – у прадеда Арна Ривмана были три дочери: Анна Аркадьевна, Софья Арнольдовна и Ревекка Ароновна. Так ли в точности гласили их паспорта, не знаю, но окружающие обращались к ним именно так. И различие в отчествах в известной степени отражало их разную человеческую природу. Анна – моя бабушка – получила самое русское образование, закончила классическую гимназию, что по тем временам многого стоило. Софья, или тётя Соня, отличалась твёрдостью и педантичностью, чрезвычайной аккуратностью – в ней при желании угадывалось нечто немецкое, Бог весть откуда взявшееся. Тётя Рива была самой мягкой, самой «домашней» и самой еврейской из них.Бабушка Анна, старшая из сестёр, училась в знаменитой гимназии княгини Щербатовой в Немирове. Княгиня Щербатова – внучка той самой авантюристки Софьи Потоцкой, чьих приключений хватило бы на хороший аргентинский сериал и для которой несчастный граф Потоцкий построил в Умани парк «Софиевка» – была женщиной исключительных качеств. Вопреки своему высокому происхождению, она занималась предпринимательством, и очень успешно занималась – водки «Немиров», ныне скандально известные (что не снижает их качества), изготавливаются на основанных ей заводах. Благотворительности княгини Щербатовой Немиров, да и не только Немиров, многим обязан – за что её и удостоили расстрела в 1920 году. В частности, она основала в Немирове женскую гимназию, куда принимали девочек исключительно по способностям, а не по происхождению и состоятельности семьи. Анна Ривман получила хорошее образование, подготовившее её ко всему, кроме советской власти: она хорошо пела, писала картины маслом (судя по тем двум, которые я видел – плохие), знала наизусть множество стихов и прекрасно их декламировала, бегло говорила по-французски, а главное – умела себя держать. Мои киевские родственницы вспоминали о ней с восторгом. «Она была настоящей дамой, - говорили они, ей достаточно было войти в комнату и сесть на стул, и все сразу понимали, что она не такая, как другие.» По-настоящему я о её жизни знаю мало. И не всё, что я знаю, мне приятно было бы рассказать. Поэтому я, как мои киевские родственницы, повторю, что она была настоящей дамой. Тётю Риву я хорошо помню. Она жила в Виннице и умерла, предварительно ослепнув, когда мне было уже за тридцать. В детстве я обожал бывать у неё в гостях. Никто не умел готовить так вкусно, как она. Нет, правда. Вкус её сырников с клубничным вареньем перемещается из глубин в памяти к слюноотделительным железам почти мгновенно. Родители даже иногда сердились на меня и говорили, что не надо злоупотреблять тётиривиным гостеприимством. Я думаю, что они просто ревновали: им, взрослым, нельзя было так просто взять и напроситься на сырники. Серьёзно тётя Рива со мной никогда не разговаривала. Наверное, я и был в этом виноват. Жизнь не проявляла особой нежности к тёте Риве. Её муж, Владимир Кордон, ушёл на фронт в первые дни войны и погиб в том же 41-м. Сын тёти Ривы воевал (к счастью, выжил), а сама она с дочерью скиталась, убегая от немцев, из города в город. После войны, вернувшись в Винницу, она долгие годы ютилась в совершенно крошечной квартирке вместе с семьёй дочери. Туда я и приходил, облизываясь, на сырники и оладьи – правда, уже после того, как семье дочери удалось построить маленький домик на далёкой окраине. В этой квартире было тесно даже когда тётя Рива жила там одна. А тётю Соню я плохо помню. Помню её голос, её коричневое платье с белым воротником. Почему я запомнил платье тёти Сони, у которой один раз в жизни был в Ленинграде, хотя я не запомнил ни одного наряда всех тех «тёть», которые окружали меня в детстве в Виннице? Не знаю, так устроен механизм фрагментарного запоминания жизни. Тётя Соня приезжала и в Винницу, может быть даже, что и не один раз, но я помню её только по Ленинграду. Лица тёти Сони я не помню, но запомнил строгое, требовательное лицо дяди Пини, её мужа. Он был умным человеком, образованным, и при всём том – коммунистическим фанатиком. Реальность не могла поколебать его уверенности... Всё-таки что-то есть очень грустное в том, как складываются человеческие судьбы. Особенно если смотреть не на каждую в отдельности, а на несколько сразу. 2014
|